![[RU] Создать империю вокруг открытой могилы это действительно странно. Разговор с Олегом Куликом](http://blokmagazine.com/wp-content/uploads/2020/03/kulik-w-pracowni1-1200x958.jpg)
В перформансе «Для Павела» работаешь с картиной «Станьчик» Яна Матейко, культовой фигурой польского национального живописца. Поскольку Матейко изображал важные события из истории Польши, он закрепился в польской культуре так же сильно, как Репин и передвижники в русской.
Очень люблю Передвижников. Боле того, считаю, что сам я последний соцреалист, а соцреалисты вышли из Передвижников. Я последний, и остаюсь им хотя уже нет империи.
Соцреализм важен для Тебя как система отношений?
Конечно. Соцреалисты как художники были слабые, но их взгляд был очень актуальным. Им была интересна не реальность, которая есть, а та, которую должны были увидеть зрители. Другое дело, чья была эта реальность. Если бы соцреалисты представляли свою собственную реальность – было бы прекрасно. Но они же рисуют заказанную по телефону. Так было потому, что люди не верили в социальную справедливость. А я верю. Верю и знаю, что это такое. Моя семья и личная жизнь по-другому устроена.
Возможно «вокруг себя» это единственное место, где можно устроить справедливость.
И во многом я это устроил, благодаря соцреализму
Благодаря декларированной системе ценностей, которой не было?
Не совсем ее не было. Я родом из крестьян, мы бы не уехали из деревни в других обстоятельствах. Но люди редко независимые, им редко интересна сама конструкция жизни. Скажем по поводу национального вопроса. Мы живем в этом вопросе, нужно как-то реагировать. Сейчас я вообще не понимаю, что такое нация. Это какая-то пошлая вещь. У меня по этому вопросу очень чувственная рефлексия. Я был буддистом, тибетцем, монголом. Я хотел стать кем только возможно. Единственное – я не хотел быть поляком. Есть предрассудки, что поляки жестокие, в прошлом они порабощали украинцев. И для меня узнать в Тибете, что в последней жизни, я был поляком, стало шоком. Когда в прошлом году меня пригласил Арти Грабовски, я знал, что мне нужно вернуть Ленина. Мертвого, но вернуть. Ленин состоялся только благодаря полякам – в том числе и Дзержинскому.
В Польше общение с Русской империей и опыт модернизации в рамках империи скрывается. Это очень странный комплекс. Империю создают тоже ее порабощенные. Одновременно быть жертвой и носить в себе тень империи – очень сложно.
А как быть, а как-же делать? Выйти из круга жертва-насильник нерелигиозным способом не получится. Я родился не на Украине и не в Украине, и не в России. Я родился в Советском Союзе. Это очень важно. И папа, и мама говорили: Ты родился в Советском Союзе. Только от дедушки я узнал про высшую силу. Но у меня папа коммунист, работник идеологического отдела, а я чувствую высшую силу. Меня сильно за это наказывали, но все-таки я очень много людей привел в церковь и крестил в 80-е – 90-е годы. Я был фанатик. Священники тогда были потрясающие люди с принципами. Моя самая большая травма из-за этого, что с ними потом произошло. То, что чиновники, армия, КГБ станут коррумпированными – понятно. Но эти люди…. Для меня только как это рухнуло, все остальное стало возможно. Я встал на четвереньки, перестал быть человеком. Национальное – религиозное. Все стало пошлым. В России меня стали спрашивать, а ты украинец? Я говорю нет. Я черт. Если я украинец – это что значит? Что я националист? Я отвечаю вопросом на вопрос. Вы верите в Бога? Верю. Я им – покажете член? – Это неприличный вопрос. Я отвечаю: гораздо менее неприличный, чем ваш. Вы спрашиваете о гораздо более интимных вещах.
Твой живописный перформанс экспрессивный, но довольно спокойный. Ты показал себя, как Станьчика. Я думала – Ты поставишь себя на его место, а там Адамович.
Это был я. Мне нравилась идея «Адамович как я. Я – Адамович». Это одна линия шутов, которых общество убивает.
Адамович был мэром Гданьска – человеком у власти – жертвой кампании ненависти, в буквальном смысле убит. А ты его показываешь как шута.
Система подозревает и тех, кто в системе и тех, кто против. Я уверен, что Адамовича не любили консерваторы. Те, которые против геев, либерализма, современного искусства.
Есть символический универсум, в котором нарративы уже прописаны. Меняются только фигуры этого нарратива, а ты изменил сюжет.
Сейчас все сейчас подвижно и нарративы должны меняться. Но отношение власти к юмору – не меняется. Современное общество коммерциализировано, игра образов ничего не значит. Думал Адамовича все забыли. Для меня важное, что его помнят. Сейчас давайте все расставим по полочкам. Этот фашист, этот консерватор, этот политическая жертва. Он наш. Этот не клоун, этот не жертва, этот не наш. А где позиция силы, уверенности?
В этой картине позиция силы специфическая. Матейко создает высокий тип рассказа на тему национальных мифов. Станчик – это топос, сюжет в культуре, который обрабатывается по-разному в разные времена. А Ты даешь неожиданную интерпретацию.
Неправильную. Нужно это воспринимать целостно. Я обращался в основном, к искусству. Сначала предложил, что хочу сделать живопись. Арти (Грабовский-прим редакции) сказал, ну-у… живопись. Сделай что-то радикальное. Ну – у меня есть старая идея – Ленин в Польше. Я хотел протянуть руку, сказать, мы Ленина не можем похоронить, но наконец – то похороним его в Польше. Я Ленин. Из Сопота нужно вести его в Краков и похоронить в костеле, где в прошлой жизни я был ксендзом, об чем я узнал в Тибете. Моя одна реинкарнация хоронит другую реинкарнацию. Я Ленин. Я срезал бороду как Ленин и покрасил волоса в рыжий цвет. Я Ленин. И я его похороню как польский ксендз – католик, раз не могут этого сделать эти православные коммунисты. А вот образ клоуна в фильме Джокер, которым я тоже пользуюсь, это сильный диагноз общества. Посмотрим – Грета Тунберг с Аспергером, аутисты не любят людей. Они асоциальные и могут действовать абсолютно автономно. Маленькая девочка Тунберг пугает горазда больше, чем Ленин. Других можно купить, договориться, а с ней ничего нельзя. Я очень люблю Грету Тунберг, но не люблю Ленина. В России наоборот. Даже похоронить не могут. Они же понимают, что он злодей, чудовище. Но наше чудовище. Здесь Матейко выступил предтечей Джокера. Я изобразил Шута, который один переживает за всю империю. Остальные дураки гуляют, а он думает. Это высокий Джокер. Один боль мира решает.
Жест разрушения символического застоя, много чего показывает, между другими показывет, как сильно закреплены иерархии в области «высокого». Мы забыли, как это странно – мертвый Ленин в центре Москвы.
Он мертвый – да. Но и не мертвый. Работают институты мумификации, институт мозга Ленина, идет омоложение кожи. Возможно, что из-за нанотехнологии Ленин проснется. Создать империю вокруг открытой могилы это действительно странно. Человек, который не любил людей – ладно бы если какой трудолюбивый государь. Нет. Там спит чудовище. Когда я собирался в Польшу, у меня было ощущение, что меня убьют по дороге из Сопота в Краков, где я должен был встать и сказать последнее слово. Ленин же должен сказать последнее слово. Попрощаться. Извиниться за весь этот коммунизм. Здесь похоронен Владимир Ленин. Его земля не принимает. В Тибете, если сохранено тело, считается, что душа не может выйти. ДНКа, по которому можно соединиться, это живая вещь, а оно работает у Ленина. Ленина надо освободить. И тогда Россия освободиться. Это совершенно магический акт. Расколдовать Россию при помощи Польши. И Адамович сыграл здесь очень важную роль, а какая то сатана его убила, не позволяя акту совершиться. Конечно, было бы круче, если бы убили меня в образе Ленина. Меня Павел Адамович защитил.
Imprint
| Artist | Oleg Kulik |
| Exhibition | 7 ½ International Meeting of Performers “Mish Mash” |
| Place / venue | PGS Sopot |
| Dates | 17-19.01.2020 |
| Curated by | Arti Grabowski |
| Index | Anna Łazar Arti Grabowski Lenin Oleg Kulik Paweł Adamowicz PGS Gallery Анна Лазар Арти Грабовски Ленин Олег Кулик Павел Адамович |